«Твой и за могилой». Найденные письма Калиновского к любимой раскрывают его феноменальную психологию
Последние письма, обращения и стихи Кастуся Калиновского, включая недавно найденные, проанализировал историк Павел Червинский. Две яркие детали: наиболее важные документы он успел заранее спрятать в ножке стола. А на следующий день, несмотря на угрозу ареста, их вынесла его связная. А за возможность писать письма любимой и записки на волю, включая знаменитые «Письма из-под виселицы», платили взятки тюремщикам: на сегодняшние деньги это около 4800 долларов за каждую записку.
Последний день рождения вместе с любимой
Еще месяц назад, 2 февраля (21 января по старому стилю) 1864 года Кастусь вместе с Марылькой, как он ее называл, отмечал свой последний, 26-й день рождения.
Тогда, несмотря на все неутешительные новости и потери среди друзей, они оставляли себе надежду на будущее для тех, «кто только любовью согрешить могли», а в их «юношеских головах вились небывалые, порой фантастические, картины будущего счастья и будущих очарований».
Но скорый арест становился неизбежным. Еще в декабре 1863 года друг Кастуся Юзеф Калиновский (также осужден позже на смерть, замененную на каторгу; он станет монахом и будет канонизирован католической церковью) уговаривал его покинуть Вильню и эмигрировать. Тот ответил, «что долг, возложенный и принятый им, оставить не может».
Кастусь, который вел других, не мог позволить себе пасть духом, тем более перед любимой, «поэзия» отношений с которой поддерживала обоих.
В ножке стола
Калиновского предал его соратник, 19-летний Витольд Парфиянович. Этого повстанческого комиссара Могилевского воеводства сломал в Минске жандармский подполковник (впоследствии генерал) Александр Лосев. И в ночь на 10 февраля (29 января по старому стилю) Калиновский был задержан в Вильнюсе в Святоянских мурах, где он проживал под именем Игнат Витаженец.
Наиболее важные документы он успел заранее спрятать в ножке стола, а на следующий день, несмотря на угрозу ареста, их вынесла его связная Каролина Яцына. Позже ее также арестуют и вышлют в Сибирь.
В ножке стола была спрятана «Бернардинская коллекция» личных документов Калиновского, его фотографии, а главное — белорусскоязычный неопубликованный №6 «Мужыцкай праўды», Манифест национального правительства от 3 мая 1863 года и произведения «Каімшчына на Літве і Белайрусі» (датированная 26 мая 1863 года) и «Да Цябе, святы наш Ойча».
Все эти документы были найдены в 1989 году во время реставрационных работ в Бернардинском костеле Вильнюса, а белорусскоязычные тексты опубликованы только в 2023 году Александром Смоленчуком в журнале Homo Historicus.
Легенда о Витаженце
Кастусь Калиновский был доставлен в доминиканский монастырь и помещен в камеру № 3, одну из тех «квартир», где сидели будущие смертники.
Что за условия царили там, описал впоследствии член тайной российской организации «Земля и воля» Лонгин Пантелеев, который также попал в «Доминиканы» в декабре 1864 года: «зажженный фитиль в лампе осветил его, дверь закрылась, и я начал осматривать мое жилище. Прежде всего меня поразил крайний холод, так что я, не раздеваясь, остался в шинели; дальше — невозможная теснота, видимо, замазанное глиной окно; вообще номер создавал впечатление какой-то грязной будки».
При этом ни читать, ни писать в этих «квартирах» было нельзя, это допускалось только после разрешения следственной комиссии.
Каждую ночь в камеру заносили небольшую деревянную стойку, запах от которой выдавал, для чего она предназначается. Эту посудину называли «парашкой». Подобную же посудину возили с водой и ставили неподалеку от «парашки».
В любое время в «квартиру» мог зайти один из представителей следственной комиссии, начать разговор и втереться в доверие. Но с Калиновским это не прошло. На первом допросе он держался спокойно, поддерживал свою легенду о Витаженце, бывшем повстанце отряда Феликса Вислоуха. Он вроде бы участвовал в боях в августовском воеводстве, но летом покинул отряд, чтобы заниматься «историческим характером славянских народностей».
Очная ставка
Первая же очная ставка привела к тому, что дальше скрывать настоящую фамилию Калиновскому не имело смысла. Об этом в ночь на 11 февраля Виленский генерал-губернатор Михаил Муравьев, вошедший в историю как «вешатель», сообщал Лосеву в Минск и приказал отправить в Вильнюс Витольда Парфияновича.
Уже 14 февраля Парфиянович дал подробные показания, в которых рассказал и об одном из повстанческих паролей: «Кого любишь? Люблю Беларусь! Так взаимно!»
Несколько дней Калиновский пытается путать следствие, но 16 февраля ему сообщили об аресте семьи Ямонтов, в том числе его 23-летней суженой Марии.
Это был сильный удар для Кастуся, который в результате 18 февраля сам попросил о вызове в следственную комиссию и признался: указанные ранее места его жительства недействительны, а где он точно жил в Вильнюсе — назвать не может.
20 февраля Калиновский дал показания об отношениях с Парфияновичем, а 23 февраля получил второй сильный удар. Следователи сообщили ему об аресте в Минске Юзефа Ямонта, брата Марии Ямонт и его соратника, и начали задавать вопросы о знакомстве с этой семьей. А также от них Кастусь узнал о казни его друга и одного из лидеров литовского комитета Людвика Звеждовского (прозвище «Топор»), который был схвачен царскими военными в битве под Опатувом Сандомирского воеводства Польши.
А 2 марта нанесен еще более сильный удар — очная ставка с комиссаром Минского воеводства Михалом Аскерко. Калиновский перед тем считал его уже убитым властями. Те специально провели такую «спецоперацию», удерживая Аскерко, который отказывался от любых показаний, в секретной тюрьме — сегодня бы об этом сказали: в режиме инкоммуникада.
Несмотря на очную ставку, Аскерко отказался признать, что знаком с Калиновским, продолжал отрицать любую причастность к повстанческой организации и был казнен в Могилеве 10 мая 1864 года.
4800 долларов за записку
6 марта Калиновскому снова задают вопрос о Ямонтах. Кастусь отрицает знакомство с ними, показания о чем его просят записать лично. Он не знает, что Иосиф Ямонт уже много о чем рассказал, в том числе про знакомство с Кастусем. Когда же понимание этого пришло, 10 марта Калиновский заявил следственной комиссии об отказе от дальнейших показаний:
«Причины и результаты мной хорошо обдуманы, а осознание чести, собственного достоинства и того положения, которое я занимал в обществе, не позволяют мне идти другим путем».
Это фактически было подписание самому себе смертного приговора в течение ближайших дней.
Но одновременно Калиновский получил возможность составить «записки», в которых должен был пояснить собственное видение восстания 1863-1864 годов. Власти выдали ему для этого чернила, карандаши и бумагу. И он начинает писать: одна из подготовленных им «записок» и сегодня хранится в его следственном деле в Вильнюсе.
Параллельно же пишет «карточки» к своей возлюбленной. И, наверное, именно тогда он создал первую часть того, что войдет в историю как «Лісты з-пад шыбеніцы» («Письма из-под виселицы»).
Это была статья для газеты Głos z Litwy, в которой Калиновский пытается показать, «как мужики-белорусы смотрят на москалей и восстание польское, чего они хотят и чего по своей силе добиваться будут».
За закрытые глаза надзирателей нужно было доплачивать по 10 рублей за записку. Гигантская взятка: примерно столько тогда стоили две коровы. Если сравнивать с нынешними ценами, то это около 4800 долларов за записку.
Письмо к Марыльке по-польски сопровождает записка за подписью «Хамет» к кому-то из знакомых. Кастусь просил сообщить о судьбе стола, в ножке которого хранились его личные документы и тексты, что могли еще больше затянуть следственное дело и непосредственно угрожать как его суженой, так и ее семье, квартира которой была своеобразным штабом восстания.
«Судьба мне говорит писать тебе»
Калиновский просил обвести написанное карандашом при помощи чернил и найти способ передать Марии Ямонт. В качестве подтверждения, что это действительно он пишет, Калиновский приложил к письму свой нательный крестик. Мария была набожной девушкой, и поэтому Калиновский старается поддержать ее в своих письмах именно через упоминание Бога. Писал он по-польски, так как так было принято в те времена.
«Дорогая Марылька.
На пороге смерти судьба мне говорит писать тебе. Болезненная действительность, тем более после тех надежд, которые витали в наших юношеских сердцах, полных взаимной любви. Однако, повинуясь силе обстоятельств, прими со спокойным лицом, хоть и с раненым сердцем, судьбу, выпавшую на твою долю. Время заживляет раны, а воспоминание прошлых моментов, когда рождается печаль в твоей душе, пусть, однако, не отравляет твоей жизни. Жизнь твоя не тебе принадлежит, она дана тебе, чтобы ты в каждую минуту несла добро и правду. Награда за труд постигнет людей не на этом свете. Если достойно выполнишь цель жизни — увидимся на небе.
Твой и за могилою (хотя может быть я и не буду ее иметь), Кастусь
27 февраля / 10 марта 64 г.
Доминиканская темница
Крестик мой прими на грудь свою»
Подписываясь «Твой и за могилой», Калиновский начинает готовить Марию к неизбежному. А предчувствие, что могила у него может быть только образная, Кастуся не обманула. Настоящий покой он получит только в 2019 году, после торжественного перезахоронения найденных на Замковой горе тел его самого и соратников по борьбе на вильнюсском кладбище Росы.
11 марта Михаил Муравьев получил доклад по делу Калиновского, где тот охарактеризован как «один из самых преданных делу восстания и наиболее деятельных его руководителей в здешнем крае». На следующий день, 12 марта, Муравьев приказал отдать Калиновского на военный суд, чтобы тот закончил дело за три дня.
В этот же день Калиновский закончил по-русски первую «Записку», в которой отмечал сложности для Российской империи в соединении с собой исторической Литвы, но отмечал:
«Я не противник счастья народного, не противник и России, если она добра нам желает, но противник тех бедствий, которые замахиваются на край наш несчастный».
В последних строках он оставляет за собой право «тешить себя надеждой, что восстановится народное добро. Дай Бог только, чтобы для достижения этого потомки наши не проливали лишней братской крови».
Калиновский продолжал писать «Записки» и впредь, но другие из написанных до сих пор остаются не найденными.
«Забудь меня, но слова мои помни всегда»
13 марта в 10 часов утра начался формальный военный суд над Калиновским, где тот подписал все предложенные ему документы и даже отметил, что претензий к членам суда не имеет и ничего не может добавить в свою защиту.
Такая скорость решения, принятого Калиновским, объяснялась желанием спасти Марию.
14 марта Калиновский услышал приговор: «За принятие звания члена революционного комитета Литвы и после того главного распорядителя восстания в здешнем крае, а вместе с тем за измену государству, склонение к бунту жителей… казнить — расстрелять».
После этого сообщения Кастусь Калиновский в ночь с 14 на 15 марта составляет еще одно письмо к Марыле:
«Дорогая мне Марылька!
Хоть разум отговаривает, но сердце тянет, чтобы еще написать несколько слов к тебе. В положении, в котором я сейчас нахожусь, больно вспоминать прошлые времена счастливых мгновений. Горечь сладости не любит. Однако трудно удержать в узде желания сердца и губ, хочешь не хочешь, ум должен уступить место.
Не далее как месяц назад еще в наших юношеских головах вились небывалые, порой фантастические картины будущего счастья и будущих очарований. Сегодня все это должно исчезнуть, оставляя после себя болезненное воспоминание. Новая действительность заняла место великой и богатой на восхищения поэзии.
Человеческая жизнь обычно идет по таким путям — основные его черты неустойчивость и ничтожность. Бог для испытания упорства совести бросает человека в разные обстоятельства, и тот только становится его достойным избранником, кто никогда не может пасть. Несчастье является пробным камнем, насколько человек выше животного, – и кто в нем не рухнет, с тем никогда не остановится Божья забота.
Выше сказанное слово прими, дорогая Марылька, как наказ для себя в жизни. Забудь обо мне, но слова мои помни всегда.
Твое счастье покоится в тебе, в твоей покорности воле Божьей.
Гармония в голове, сердце и душе возможна только тогда, когда человек выдержит то, что приготовил ему судьба.
Дорогая Марылька, жизнь твоя полна благородных стремлений, это для меня гарантия, что когда-то мы еще увидимся. Мое слово будет для меня святым даже за могилой — там я тебя буду ждать и оттуда буду за тобой следить. Ты же ко времени будешь моим «я» на земле, а я тобой в небесах, пока воля Бога нас не соединит навеки. То, что здесь было поэзией, там станет явью, и неразрывность увенчает нашу нерушимость.
Прощай здорова,
Всегда твой Кастусь
1864 2/14 марта
12 ночи, тюрьма Доминика в Вильнюсе»
«Мария, ангел моей души»
16 марта Калиновскому заменили наказание с расстрела на повешение. 17-го Муравьев определил местом казни Вильнюс, а начальник штаба войск Вильнюсского округа генерал-майор Аполлон Циммерман приказал коменданту тюрьмы Вяткину конфирмацию для «немедленного приведения» ее в исполнение.
Кастусь знает, что приговор теперь может быть исполнен в любой момент, и 18 марта (6 марта по старому стилю) он уже переживает свою смерть. Калиновского вывели из «квартиры», как он ожидал, уже на казнь, но привели обратно. Такой способ воздействия на осужденных являлся обычной практикой для имперских властей, как и, по свидетельствам Якуба Гейштера, уничтожение написанных за решеткой текстов, которые осужденные стремились передать на свободу.
Однако с текстами Калиновскому повезло, благодаря сочувствию в том числе представителей царской администрации, прежде всего личного доктора Муравьева Карла Фавелина, который также осматривал и арестантов в «Доминиканах».
Калиновский находит возможность написать к любимой еще одну «карточку», отмечая, что не знает точно, попадут ли его письма к адресату:
«Марылька моя дорогая!
Не знаю, попадут ли мои письма в руки твои. Судьба, которая нас желает преследовать, может быть, захочет в этом чинить препятствия. Но, удовлетворяя потребность сердца и души, я пишу и пишу к тебе, имея надежду, что получишь если не все, то хоть некоторые.
Я думал, что сегодня уже попрощаюсь с собою, отдам Богу душу. Но произошло не так, как предполагал. Зато, пользуясь еще данным мне временем, хочу поделиться им хоть частично с тобой.
Мария, как недолго мы жили друг для друга, лишь несколько мгновений, и уже нас судьба надолго разделит. И за что? За нашу любовь к другим. О Боже! Неужели ты для того дал нам свой ум и любовь к ближнему, чтобы за это нас пытали и вырывали жизнь! Пусть же берут, пусть пытают, нам не жизни жаль, нам больно, что люди топчут ногами твой завет.
Мария, ангел моей души, лучик небесной любви, почему я не могу твои страдания унести с собою, чтобы тебе осталась одна лишь светлая жизнь. Бремя твое тяжелое, и хоть в душе ты найдешь себе поддержку, однако плечи твои слабы. О Боже, если ты направляешь страдания, дай и силу перетерпеть твои испытания.
Кастусь
6 марта 64 г.»
«В любых условиях ты будешь достойной»
Теперь Калиновский каждый день встречал как последний, но и в такой атмосфере находит возможность продолжать писать. 19 марта он составляет еще одно письмо Марыле. Интересно, что когда в 1866 году это письмо попало в руки следователей в Омске, они не увидели в нем угрозы, отметив, что это, «видно, предсмертная исповедь человека, которого лишают жизни».
«Любимая, дорогая моя Марылечка!
Имею у себя в квартире (темнице) чернила и кусок бумаги, так что да будет и письмо к тебе, мой ангел. При помощи милосердных людей, может быть, оно дойдет до твоих рук и принесет тебе удовольствие; в моей беде, когда не имею средств разогнать тучи, собравшиеся над тобою, пусть я принесу тебе утешение хоть простым словом.
Марылька, моя дорогая, еще надо мною светит солнышко, еще я могу видеть, думать и желать. Через мою форточку я вижу Виленку, ту Виленку, которая так дорога для души литвина, усадьбу грозных Ольгердов, мыслями деяний заложенных в Боге и правде. Когда смотрю на Вильнюс, сердце переполняется, бьется с гордостью.
А там дальше насколько око, насколько мысли уходят — наш бедный родич, который в поте лица, ужасной неволи не может забыть Бога и правды. Так разве не честь принести в жертву жизнь за него, за нашу родную землю, населенную могилами наших героических предков. Это для нас слава, это наша гордость.
Мой ты ангелок с горячим сердечком, дочь моей родной Литвы, ее восхищений и печали. Марылька моя дорогая, ты идешь на зов твоего народа и в жизни себя обрамляешь тернистым венцом любви и правды. А если люди иногда, обманувшись в своих расчетах, будут злословить, ты, повинуясь предопределенной воле, создашь в себе счастье для себя. Семья, домашний круг будут тебе местом, где, беря от сердца ангельское веяние, ты будешь разглаживать чело, омраченное морщинами повседневной жизни. А если останешься вырванной судьбой из объятий семьи и будешь загнана вихрем злого ада в чужой для тебя край, чтобы увядать при жизни, ты не осквернишь проклятием своих уст.
В любых условиях ты будешь достойной дочерью Литвы.
О, почему я не могу разделить судьбу такого ангела и, сплетя руки друг друга во взаимной любви, дышать!
Но счастья было бы слишком много как для людей Земли, – и, видимо, поэтому Бог откладывает исполнение наших желаний и просьб на другое время, когда счастьею уже не может быть меры. Сложив с доверием надежду в Боге — будем ждать.
Дорогая Марылька, в ту минуту, когда нас не сможет разъединить, а она придет, потому что над нами милостив Бог, ибо в своей справедливости он не захочет наказывать так строго тех, кто мог согрешить только любовью.
Прощай, твой Константин
7/19 марта 64 г. Вильнюс
Тюрьма Доминиканская № 3»
«Грудь застонет, сердце заболит»
За три дня до смерти Калиновский продолжает думать, чем помочь любимой девушке, пытается ее утешить, «разогнать тучи, которые собрались над тобою». И одновременно признается в любви к своему с нежностью названному «бедному народику»:
«Да разве не честь принести жизнь для него в жертву, для нашей земли родной, населенной могилами героических предков наших. Это слава для нас, это честь наша».
То же самое он более широко развивает в написанном скорее всего в этот же день по-белорусски втором «Лісце з-пад шыбеніцы», которое должно было стать последним номером «Мужыцкай праўды», где высказывается от имени своего «альтер эго» — «Яські-гаспадара з-пад Вільні»:
«Горько оставить землю родную и тебя, дорогой мой народ. Грудь застонет, сердце заболит, — но не жаль погибнуть за твою правду».
Прощай здоровый, мужицкий народ
В последние дни Калиновский успевает еще сочинить стихи, известные под общим названием «Марыська чарнабрэва, галубка мая». Здесь содержится его уже белорусскоязычное обращение к суженой Марии Ямонт как суммирование сказанного в «карточках», а также обращение к своему народу:
«Марыська чарнаброва, галубка мая,
Гдзе ж ся падзела шчасце і ясна доля твая?
Усё прайшло, — прайшло, як бы не бывала,
Адна страшэнна горыч у грудзях застала.
Калі за нашу праўду Бог нас стаў караці
Ды ў прадвечнага саду вялеў прападаці,
То мы прападзем марна, но праўды не кінем,
Хутчэй Неба і шчасце, як праўду, абмінем.
Не наракай, Марыся, на сваю бяздолю,
Но прыймі цяжкую кару Прадвечнага волю,
А калі мяне ўспомніш, шчыра памаліся,
То я з таго свету табе адазвуся.
Бывай здаровы, мужыцкі народзе,
Жыві ў шчасці, жыві ў свабодзе.
І часам спамяні пра Яську твайго,
Што згінуў за праўду для дабра твайго.
А калі слова пяройдзе у дзела,
Тагды за праўду станавіся смела,
Бо адно з праўдай у грамадзе згодна
Дажджэш, Народзе, старасці свабодна.
Кастусь Калиновский был казнен в 10 часов 30 минут на Лукишской площади в Вильнюсе.
Кольца из волос
Это был настолько сильный человек, что ему вольно или невольно начинали помогать даже люди «с той стороны».
Перед выходом из «Доминиканов» один из надзирателей забрал у Калиновского четыре изготовленных им из волос в тюрьме кольца с надписью «Напоминание из неволи, 1864», которые позже передал своей дочери. Та их сохранила и, когда настали более свободные времена, в 1907 году передала в научное общество.
Тело Калиновского было закопано на месте исполнения наказания, затем по нему прошлись царские солдаты. Вечером его выкопали и перевезли на Замковую гору, туда, где уже покоились два десятка его соратников. Останки Калиновского обнаружились первыми во время неожиданного оползня в конце 2017 года. После того на горе были проведены археологические раскопки, результатом которых стало торжественное перезахоронение останков повстанцев в ноябре 2019 года на вильнюсском кладбище Росы.
«Лісты з-пад шыбеніцы» как завет Калиновского были переданы за границу и в 1867 году напечатаны в Париже, в том числе со стихом, который, очевидно, так и не попал в руки «Марыськи чернобровой».
Сегодня одно из этих писем хранится в польской Национальной библиотеке.
Не попала к Марии Ямонт и «карточка», написанная 19 марта, хранившаяся у тети Марии Ямонт Ядвиги Макшицкой в имении Самуйлово Игуменского уезда до 26 ноября 1866 года, когда там был проведен обыск. Во время этого обыска также был обнаружен архив Литовского комитета, который возглавлял Калиновский.
Поводом для обыска стало покушение на российского императора Александра II в апреле 1866 года, когда жандармы вышли на сосланную в Омск семью Ямонтов. Именно тогда у Марии Ямонт были найдены три других письма, которые спустя 160 лет нашел в архиве российский имперский историк Александр Дюков.
Сегодня благодаря этим «карточкам» нам открывается еще одна сторона личности Кастуся Калиновского. Здесь он выглядит человеком, который вынужден был колебаться между верностью тому положению, которое он занимал в повстанческой организации, и тому образу, который выстраивал для потомков, и верностью любимой женщине, которую пытался спасти от сурового наказания. В конце концов Калиновский нашел выход, но цена этому — собственная жизнь.
Мария Ямонт выдержит ссылку в Тобольск, после которой около 1874 года переберется в Варшаву. На склоне жизни она выйдет замуж за племянника известного скульптора из Заболотья Генриха Дмоховского Войцехом, также участником восстания 1863-1864 годов. Умерла Мария в 1908 году и похоронена на Повонзках в Варшаве.
«Завидую свободе»
Письма к Марии, попавшие в руки царских властей только в 1866 году, позволяют нам сегодня понять, каким образом Калиновский сумел передать на свободу не только «карточки» к «дорогой Марыльке», но и свой завет потомкам. Очевидно, что это не все письма, а где-то среди переданных на свободу было и то, в котором Калиновский писал: «Завидую свободе даже той вороны, которую из своего окна вижу на снегу».
Какой же талант писателя потеряла Беларусь в 26-летнем Кастусе Калиновском! Но в первую очередь она потеряла настоящего героя. Калиновский и перед лицом смерти не предал ни идеи, ни любви. Человек-кремень.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ«Предсмертное письмо Кастуся Калиновского перечеркивает все попытки шельмования его памяти». Статья историка
«Кого любишь? — Люблю Беларусь!» История жизни Кастуся Калиновского, у которого сегодня день рождения
Кастусь Калиновский и Марыся Ямонт: история любви
«Фактически мы должны поблагодарить за эти находки». Российский имперский историк опубликовал неизвестные письма Кастуся Калиновского, которые его образу никак не вредят
Там, где лежит Калиновский. Что ещё посмотреть на виленских Россах?
Комментарии